Битва была в разгаре, когда вошла миссис Петтигрю, отобрала подушки и задала основательную встряску самым юным воинам. Что было весьма грубо с её стороны, должен заметить. Да и выражения, которыми она это сопровождала, были ниже её достоинства, как мне показалось.

– Чёрт бы вас побрал! – выбранилась она. – Раздери вас дракон!

Второе из этих пожеланий меня даже зацепило. Никогда раньше такого не слышал.

– Никакого покоя с этими детьми, – продолжала она. – В печёнках сидите с вашими выходками. Меня вам не жаль, так пожалели бы хоть бедного, милого, терпеливого джентльмена, который прямо под вами сидит, со всей своей головной болью и писаниной. А вы топочете над его головой, как оголтелые телята. Уж такой-то прекрасной девочке, как ты, можно было побольше соображать. Или у тебя тоже мозги напрочь отшибло? – Это она про Элис.

И Элис вежливо, как всегда нас учили, ответила:

– Мне действительно очень стыдно. Как же мы могли совершенно забыть про его головную боль? Не сердитесь на нас, пожалуйста, миссис Петтигрю. Нам ничего такого совсем не хотелось. Просто не подумали.

– Да вы никогда не думаете, – хмуро глянула на неё миссис Петтигрю, однако произнесла это уже без прежней суровости. – Трудно, что ли, куда-то уйти?

Мы все тут же обрадовались:

– А можно?

– Конечно можно, – подтвердила она. – Обувайтесь-ка поскорее – и вперёд, на длительную прогулку! Я вот, пожалуй, даже еду вам с собой соберу, а к чаю потом, вместо пропущенного обеда, сварю для вас яйца. Только по дому сейчас пройдите тише, без топота по ступенькам и коридорам. Постарайтесь хотя бы разок вести себя хорошо и проявить заботу о добром, славном джентльмене с его переписыванием.

И она ушла. Как говорится, свирепо лает, но не кусает. И ещё явно не понимает, как пишутся книги. Ей кажется, дядя Альберта переписывает из того, что уже написано и издано кем-то другим, когда на самом-то деле он сочиняет своё. Мне вот интересно, откуда тогда, по мнению миссис Петтигрю, появляются новые книги? И ведь очень многие слуги думают про работу писателей точно так же.

Она выдала нам корзинку с провизией и шесть пенсов на молоко. Любой фермер, сказала она, вам продаст его, только, наверное, уже снятое, без сливок.

Мы вежливо поблагодарили её, и она так стремительно нас выпроводила из парадной двери, словно мы были цыплятами, которые забрались на клумбу с фиалками.

Когда я однажды забыл закрыть калитку на ферму, совершенно случайно, надо заметить, эти жёлтые птенчики пробрались к нам в сад и клумбу с фиалками постигло катастрофическое опустошение. До сих пор удивляюсь количеству ими склёванного. Но садовник мне объяснил, что фиалка для них как для мухи мёд, а я после прочёл то же самое в книге по садоводству, только там это, конечно, было сказано другими словами. Жизнь за городом открывает перед вами множество нового и неожиданного.

Мы прошли через сад до церкви, немного передохнули на её ступеньках и заглянули в корзинку, чтобы проверить, какой там лежит перекус. Он состоял из сосисок в тесте, королевских кексиков с изюмом, большого песочного пирога со сливочной заливкой, уложенного прямо в жестяной форме, яиц вкрутую и яблок. Яблоки мы съели сразу – незачем было нести с собой дальше лишнюю тяжесть. Церковный двор очень приятно пах диким тимьяном, который, оказывается, специально сажают на могилах, – ещё один факт, который мы почерпнули здесь, за городом.

Покончив с яблоками, мы обнаружили дверь колокольни открытой и, естественно, тут же полезли наверх. Нам и раньше хотелось подняться на колокольню, но дверь всегда была заперта.

Лестница привела нас в клеть для звонарей, где с потолка свисали верёвки от колоколов с длинными пушистыми мягкими ручками, похожими на огромных разноцветных гусениц – красных, синих и белых, видимо, чтобы звонарь не перепутал колокола.

Мы, однако, ни за какую из верёвок дёргать не стали, а поднялись ещё выше к самым колоколам. Большие, пыльные, они висели среди толстенных грязных балок. Свет попадал сюда сквозь четыре окна без стёкол, но со ставнями, похожими на венецианские, только они не поднимались. На подоконниках мы увидели кучи соломы и палок и решили, что это совиные гнёзда, но самих сов в обозримом пространстве не было.

Выше лестница башни сделалась совсем узкой и тёмной, но мы, продолжая подъём, дошли до двери и открыли её. Нас как ударило, до того неожиданным был яркий свет. Мы оказались на совершенно плоской крыше колокольни. Многие люди, которые поднимались сюда до нас, нацарапали на ней свои имена. По всем четырём краям её обрамляла зубчатая стена, как в замках, а на одном углу высилась башенка.

Глянув вниз, мы увидели крышу церкви со свинцовыми желобами, и церковный двор, и наш сад, и Моут-хаус, и ферму, и коттедж миссис Симпкинс, который выглядел отсюда очень маленьким, и другие фермы, казавшиеся игрушечными с такой высоты, и кукурузные поля, и выгоны (это не то же самое, что луга, как бы вы про это ни думали). А ещё мы увидели верхушки деревьев и кустов, очертаниями напоминавшие карту Соединённых Штатов, и деревни, и… башню. Она одиноко стояла на вершине холма, похоже, довольно близко от нас.

– Что это? – указав на неё, спросила Элис.

– Это не церковь, – ответил Ноэль. – Ведь рядом с ней нет никакого церковного двора. Предполагаю, что это потаённая башня, под которой скрывается вход в катакомбы, где во мраке укрыто сокровище.

Дикки фыркнул:

– Ерунда, а не катакомбы. Скорее всего, это водонапорная башня.

Элис предположила, что некогда башня была частью давно разрушенного замка, руины которого заросли плющом и непроходимыми зелёными кущами.

У Освальда своего объяснения по поводу башни не возникало, и он предложил:

– Давайте просто пойдём и посмотрим. Нам же разрешили пойти куда захочется.

Поэтому мы спустились с колокольни, отряхнули пыль и двинулись в путь.

Таинственная башня теперь, когда мы знали, в какой стороне её искать, была чётко видна с дороги, потому что стояла на самой вершине холма. Мы к ней всё шли и шли, но она почему-то не делалась ближе, а на улице между тем становилось всё жарче.

Добравшись через луг до оврага, по дну которого тёк ручей, мы устроили перекус. Питьём нам служила чистейшая вода из ручья. Зачерпывая её горстями, мы вполне утолили жажду и решили обойтись без молока. Искать какую-нибудь ферму нам показалось чересчур хлопотно, а сэкономленные шесть пенсов могли пригодиться для чего-нибудь более интересного.